Довольно давно я хотел познакомиться с этим автором и потому в поездку к морю взял на пробу роман "Море-океан". Познакомился. Получил очень хорошее впечатление и по возвращении прочитал еще один роман — "Шелк".

Об этих вещах и пойдет речь.

"Море-океан".

Роман представляет собой причудливую мозаику со множеством персонажей: больная девочка (название болезни передается цветовой гаммой), профессор (пишет книгу о пределах природы и в поисках "конца моря" приезжает в Богом забытую таверну Альмайер), художник (рисует море, используя вместо красок соленую воду), сосланная за неверность жена, человек без имени и человек, который никогда не выходит из своей комнаты, а также стайка звонких ангелов, поселившихся в таверне на берегу Моря.

"Море. Море." — эта приговорка, много раз встречающаяся в тексте передает набегание волны на прибрежный песок: волна, еще волна. И весь роман приобретает магический ритм набегающих, баюкающих, шумящих и шепчущих волн с расцветающими на берегу чудесами: генерал собирает истории о море, единолично решая, достоверны они или выдуманы, достойны ли сохраниться в памяти или положены сгинуть и быть забытыми. Всплывающие острова. Исчезающие острова. Погибшие корабли. Вернувшиеся моряки. Чудесные морские обитатели. Калейдоскоп мелочей проходит перед нашим взором, пока действующие лица остаются на берегу, погруженные в свои заботы.

Но море бывает не только ласковым и баюкающим. И вот в новой главе мы вдруг обнаруживаем себя в центре ревущего шквала, с сердце урагана, шторма, на терпящем бедствие корабле, на плоту, обитатели которого — люди — превращаются в зверей, повинуясь древним животным инстинктам.

Помните, у Агаты: "...там я разучился плакать, мама, но реву, когда из-за тумана видят паруса мертвые глаза Урагана..."

Шторм стихает. И снова волны набегают одна на другую. И кажется, что в мире ничего не изменилось. Но нет. Раны, нанесенные в этой встрече со стихией, с древним божеством, остаются и, даже затягиваясь, не хотят заживать совсем.

Это странное, удивительное полотно. Язык легкий и изысканный. Фразы то короткие, то длинные. И будто волна за волной возникают повторы, текут, трансформируясь, подобные самой жизни. Однако, роман не обращается в абстракцию типа "догадывайтесь, мол, об чем я", и ближе к финалу все действующие лица обретают свое место в странной картине, происходящей на фоне морского пейзажа или, вернее, картине, которая составляет фон для единственного главного действующего лица — Моря. Будто одна самая упрямая и самая целеустремленная волна, сюжет превращается вдруг из акварельного пейзажа в нагромождение масляных мазков штормовой гаммы, а сквозь них уже проступает детективная история, ниточки которой так ненавязчиво сплетал автор, растворяя их в обманчивой картине Моря.

Роман не является, строго говоря, фантастическим, если не считать всплывающих легенд (например, о стране Тимбукту) да большого числа удивительных, а иногда ужасных "совпадений". Однако, и реалистическим его называть невозможно: будто погружаешься в сон, в грезу, внутрь картины, где пространство-время разительно отличаются от привычных нам. Интересно наблюдать, что по мере знакомства с романом сами собой в сознании возникают фразеологизмы "море любви", "море слез" и др., приобретая вдруг новый, доселе неизвестный оттенок.

Моя оценка — 9. Отличный выбор для знакомства с автором. Впрочем, если для знакомства читатель предпочел бы что-то более линейное, тогда можно обратить внимание на следующий роман.

"Шелк"

Третий написанный автором роман более прост. В центре сюжета Эрве Жонкур — молодой французский делец, выдернутый из судьбы офицера приятелем с тем, чтобы теперь мотаться по всему свету и привозить к положенному сроку яйца тутовых шелкопрядов. В апреле личинки должны вылупиться из яиц и черви-шелкопряды начнут строить свои коконы, обеспечивая работой ткацкие фабрики Лавильдье и богатством — ее немногочисленных владельцев.

Центрируя внимание на Жонкуре, автор тем не менее помещает на периферию и кое-что о разворачивающихся в мире событиях:

"Шел 1861. Флобер сочинял "Саламбо", электрическое освещение значилось в догадках, а по ту сторону Океана Авраам Линкольн вел войну, конца которой он так и не увидит."

Жизнь героя меняется, когда в результате заражения всех шелкопрядов на Евраазиатском материке, герой вынужден искать здоровые выводки на "краю мира" — в Японии, где производят самый тонкий шелк, но откуда строго запрещено вывозить яйца шелкопрядов. Герой совершает четыре путешествия в Японию, похожих одно на другие, путешествия длиной в абзац: "Он пересек границу возле Меца, проехал Вюртемберг и Баварию, въехал в Австрию, поездом добрался до Вены и Будапешта, а затем напрямую до Киева. Отмахал на перекладных две тысячи верст по русской равнине, перевалил через Уральский хребет, углубился в просторы Сибири, сорок дней колесил по ней до озера Байкал, которое в тех краях называют "морем". Прошел Амур вниз по течению вдоль китайской границы до самого Океана. Дойдя до Океана, просидел в порту Сабирк одиннадцать дней, покуда корабль голландских контрабандистов не доставил его до мыса Тэрая на западном побережье Японии."

Огромное пространство, которое он преодолевает будто коллапсирует, и вот во всем мире остаются лишь два места — Лавильдье и деревня Хара Кэя.

На первый взгляд, "Шелк" — это история о любви, о странном любовном треугольнике. Жонкур влюбляется в японку (у ее глаз не было восточного разреза), жену Хара Кэя. Влюбленность эта перерастает в более глубокое чувство, подстрекаемое совершенной недоступностью возлюбленной — они не могут даже поговорить, более того, она не знает иного языка, кроме японского. Их Любовь — это любовь взглядов, полунамеков, едва различимых жестов и строгих средневековых традиций. Третьей вершиной треугольника оказывается Элен — жена Жонкура во Франции, которая, будто Пенелопа Одиссея, терпеливо дожидается его из каждого путешествия к "концу мира".

Жонкур с женой счастливы, они путешествуют по Европе, когда надоедает Лавильдье, и пока Жонкур свободен распоряжаться собой до следующей поездки. Однако, мужчина не может прогнать из памяти взгляд и мыслей о той, что тайно передала записку (четыре иероглифа: вернись или я умру), той, в мыслях о которой он задумал разбить огромный сад с вольерами для птиц: символом верности жены своему супругу, японским символом.

Переезды героя автор дает одними и теми же словами, задавая тем самым особый ритм произведению, будто невидимая рука запускает колесо судьбы. Этот ритм, сходный со сменой дни и ночи или времен года, убаюкивает, создает ощущение ненарушимости такого положения вещей, хотя все, конечно же, обстоит совсем иначе. Очередная поездка оборачивается трагедией: Япония в войне, деревня Хара Кэя сожжена, купленные шелковичные яйца вылупляются раньше, чем герой успевает вернуться на родину. И казалось, жизнь кончилась, войдя в свое привычное русло. "Откуда, черт подери, этот собачий холод?"

Жизнь бы кончилась совсем, если бы не письмо, полученное через полгода по возвращении, написанное на семи листах иероглифами, где неведомая возлюбленная описывает Жонкуру их ночь любви и отпускает его.

Кроме событийного ряда в романе присутствуют и другие уровни: символический включает в себя и Дона Кихота, и Одиссея, возвращающегося к Пенелопе, и тот факт, что возлюбленная героя воплощается как бы в двух ликах: Элен и японки, не зря у девушки глаза "без восточного разреза" и некоторые другие детали. В результате выходит, будто "печальный образ", найденный в далеких краях, — есть воплощение ждущей дома супруги, но драматизм ситуации выражается в том, что до самого конца герой этого не осознает.

При всей событийной и символической загруженности, автор не отходит от тонкого психологизма, отчего до самого конца мы наблюдаем настоящую и живую историю. Язык виртуозен, изобилует "вкусностями", но нигде не переходит в категорию изыски ради изысков. Весьма сбалансированное произведение.

Моя оценка несколько ниже предыдущей — 8. Для знакомства с языком автора и его стилем также подходит весьма при том, что роман этот довольно мал. Как и в случае с "Морем..." этот реалистический роман, воспринимается почти как фантастическое полотно, настолько зыбка и обманчива ткань повествования.

_

Так, совершенно неожиданно автор занял почетное место среди моих предпочтений. Знакомство с романами Барикко буду продолжать, благо еще несколько романов автора переведены на русский и изданы. Три имеются на моей полке. Кроме того, любопытными могут оказаться фильм "Легенда о пианисте" (экранизация театрального монолога АБ) и кинофильм "Лекция 21" (режиссерский дебют самого автора).

Я не готов судить о новаторстве или вторичности творчества АБ, однако пишет он на высоком уровне и книги его, пожалуй, доставят удовольствие любителям классической и современной прозы.

Я уже несколько раз озвучивал мысль о том, что современные тенденции европейской культуры мне порой непонятны, а иногда даже шокируют. Это касается кино. Это касается литературы.

Большая часть того, на что сегодня навешивается ярлычок "интеллектуального" — кино, бестселлера и пр. на поверку оказывается чем-то, что выходит за рамки нормального человеческого восприятия. Какая уж тут интеллектуальность. Интеллект и интеллектуальность ведь не одно и то же?!

Типичным примером, напомнившим мне об этой нездоровой тенденции, стал роман Норминтона "Корабль дураков", изданный АСТ в серии "Мастера. Современная проза" в 2002 году, опубликованный в марте того же года и сразу названный ни много, ни мало "шедевром" и "эталоном интеллектуальной прозы".

Что такое "Корабль дураков" Норминтона?

Кратко: пердеж и е*ля, густо сдобренные авторскими комментариями. Авторскими!

Подробнее:

Автор берет известную картину Босха. Перечисляет персонажей картины. Наделяет каждого из них условным характером. После чего заставляет каждого, за малым исключением, рассказать какую-то свою историю. И вот персонажи рассказывают. Никто из них не рассказывает правды о себе, предпочитают либо переврать, либо рассказать о чем-то, что сами слышали и не всегда из первых рук.

Отсюда сравнение КД с "Декамероном" и "Кентерберийскими рассказами". Я не знаю, что там в оригинале, а в русском переводе выпускник Оксфорда красуется фразочками типа (прошу прощения у дам и детей, цитаты-с):

"Такой знатной поебки у тебя еще в жизни не было, сам сейчас убедишься..."

"Раскаявшийся пропойца, истинный джентльмен в душе, галантно блюет за борт, дабы угодить даме..."

"Медовый дух детских какашек..."

И если сие называется "эталоном интеллектуальной прозы" и "литературным сокровищем", то, пожалуйста, остановите здесь — я сойду!..

Роман включает в себя: рассказы пловца, пьяной бабы (чрезвычайно затянутый и даже разбитый на книги и главы), монашки, пропойцы, шута, монаха, певцов, спящего пьяницы. Некоторые из историй вполне недурны, хотя и подпорчены фекалиями.

Символика картины Босха не сохранена. Шут является рядовым персонажем. Текст приправлен аллюзиями на различные произведения: обстановка помещений, ход событий и т.п. заимствованы из того или иного источника. В финале автор делает реверанс вводя себя в сон одного из персонажей:

"И все-таки – иногда у меня возникает легкое подозрение – аааааа (сладкий зевок) – такое смутное-смутное подозрение, что я, может быть, ошибаюсь. Может быть, я не творец того сна. Может быть, все гораздо сложнее. Когда молодой человек надолго выходит из комнаты, у меня перед глазами возникают рыбы. Акула плавно скользит слева направо – мурена выглядывает из-за камня..."

После чего топит корабль с персонажами в дерьме, но снова проявляет такой же корабль на горизонте, закольцовывая текст.

Для того, чтобы блеснуть эрудицией, в собственных комментариях автор подробно рассказывает, что нужно видеть в том или ином конкретном эпизоде романа, включая указания, что "белая фасолина с серой припухлостью" — это компьютерная "мышь", а рыбы в сне персонажа — описание скринсейвера на экране писательского компьютера.

По сути, можно утверждать, что роман представляет собой клубок расхожих приемов и цитат. Ироничность да, присутствует, но с привкусом экскрементов. Иной объективной ценности я в романе не обнаружил.

Сравнение с "Декамероном" и "Кентерберийскими рассказами" не оправдывает КД. Причина: они писались в свое время. КД же мимикрирует или, как это сейчас модно называть, является стилизацией, не неся по сути ничего своего, нового в структуре и сущности, играя на современной вседозволенности. Вставки-диалоги между историями беспомощны и бессодержательны. Праспекция в настоящее — сон, в котором персонаж видит писателя за компьютером, — оказывается не загружена смыслом, являя очередной изыск. Так в результате мы имеем не крепкое произведение, а склад: автор показывает, что умеет, в принципе, то и се, читал то и се, — но вот составить не мертворожденное произведение (ау, к месту и ни к месту воткнутые латинизмы!) — такого таланта автор, к сожалению, не демонстрирует. Остается витиеватая поделка в себе, подкрашенная какашками. Чего стоит хотя бы тот факт, что один из персонажей — пьяная баба, которая говорит о себе: "женщина необразованная и простая. Красивых словес я не знаю и премудростей стиля не разумею", — запросто в своей истории воспроизводит по памяти надписи на латинском. Ага.

Если разобрать сам прием оживления картины, то в памяти, всплывают не только "Декамерон" и конструкторы Павича (например, "Ящик для письменных принадлежностей"), но и типичный кинематографический прием, когда застывший нарисованный кадр вдруг оживает, превращаясь в живое действие. Если только это плюс постмодернистский коллаж из цитат — являются условием создания литературного шедевра, тогда мне сразу представляется следующее...

Берем картину "Выступление В.И.Ленина на митинге рабочих Путиловского завода в мае 1917 года." Перечисляем все сотни ее персонажей. Рассказываем историю каждого, приправив аллюзиями на труды Маркса и Энгельса, ссылками на произведения Шолохова и Горького, воспоминаниями о Троцком, Дзержинском и Фрунзе. И вуаля. Выйдет вполне себе "интеллектуальная" эпопея, учитывая количество героев.

Итог: есть пара милых историй, но не более. В общем, поставил бы 7, если бы при всей игривой бессмысленности автор обошелся б без блевотины, пердежа и е*ли. А так — не больше 6. Книга для своего "высокоинтеллектуального" читателя.

Лет 15-20 назад имя германской писательницы Л. Вельскопф-Генрих было гораздо более известным, чем сейчас. А сегодня не всякий продавец в букинистическом магазине сразу припомнит, кто это такая. Между тем, по крайней мере одно ее произведение экранизировано и вот название экранизации, наверное, окажется более знакомым, чем названия романов писательницы.

Литературное наследие ЛВГ нельзя назвать особенно объемным: реалистический роман-трилогия о Германии времен фашизма ("Два друга"), еще один роман о Германии "Жин и Ютта", несколько книг для детей и два цикла романов об индейцах — трилогия "Сыновья большой медведицы" о временах завоевания белыми земель индейцев дакота и пять романов (цикл "Кровь орла") о современной (XX век) жизни индейцев в американских резервациях. Последний роман цикла был опубликован посмертно, дописанный ЛВГ незадолго до смерти.

На русский язык в настоящее время переведены три романа трилогии "Сыновья большой медведицы"("Харка...", "Топ и Гарри", "Токей Ито") и пилотный роман цикла "Кровь орла" — "Ночь над прерией". Издание переведенных романов датируется, в основном, концом 80-х — первой половиной 90-х гг (самое раннее издание "Харки..." — 1970, серия "Рамка", самое позднее издание "Топ и Гарри..." — 1995), и лишь роман "Харка — сын вождя" переиздавался позднее (Терра: 2000, АСТ: 2004).

Таким образом, отечественному читателю ЛВГ известна именно своей индейской темой. И надо отметить, что по сравнению с другими авторами (Карл Май, Фенимор Купер), индейская тематика произведений ЛВГ пронизана исторической достоверностью, ощущением именно бесчестного вытеснения коренных народов пришельцами из-за океана, горечью об утерянной национальной гордости. Мое личное ощущение к индейской тематике сформировалось именно на романах ЛВГ, отчего я крайне остро воспринимаю любые "современные" трактовки от американских режиссеров (камень в сторону "Аватара").

Желание почитать что-нибудь про индейцев возникло у меня спонтанно после романа Геймана "Американские боги". Очень хотелось освежить в памяти трилогию "Сыновья большой медведицы", но в аудиоварианте ее просто не существует, зато удалось обнаружить роман "Ночь над прерией" в исполнении, естественно, моего любимого В.Герасимова.

Сюжет романа крутится вокруг молодых индейцев — Джонни Кинга, Квини и Гарольда Бута.

Джонни Кинг (он же Стоунхорн, он же Инеа-хе-юкан) — двадцатитрехлетний индеец, родившийся в семье потомственных вождей, но в ту эпоху, когда бывшие вожди стали дебоширами и пьяницами, когда индейцами управляет белый суперинтендант (глава резервации), а совет старейшин превратился в совет стариков и бездельников — потому что работы для неквалифицированных краснокожих не сыскать, а последние предпочитают предаваться мечтам о временах, когда они, а не белые властвовали над этими (и другими, более плодородными) землями. С самого детства юного Кинга с ним происходят события, бросающие тень на репутацию его семьи и его самого: дед, бывший вождь, спился и избивал юного внука, за что мать мальчика убила его, тем самым связав имя семейства с ужасным словом "убийца". В школе Джонни был обвинен в воровстве денег с учительского стола, а позже, потеряв всякую поддержку со стороны соплеменников, связался с бандами и даже вступил в гангстерские структуры.

Квини — молодая индианка, пай-девочка, которая с отличием училась в местной школе и была приглашена в художественное училище в городе, вдали от резервации, где ее талант начинает проявляться и первые картины получают высокую оценку.

Гарольд Бут — сын белого и индианки, метис, будущий ранчеро, хороший ученик и во всей резервации известный как надежный, верный и во всех смыслах положительный человек, с молодых лет влюбленный в Квини и для всех в округе — лучший кандидат в ее мужья.

Именно эти три характера выбирает автор как оттиск нового поколения индейцев. Именно им придется решать вопросы не только собственной судьбы и жизни, но и будущего завтра всех индейцев.

Книга начинается в тот момент, когда девушка возвращается в резервацию на каникулы, везя с собой гонорар за первую в своей жизни проданную картину. Здесь же объявляется Джонни Кинг, которого все в округе считают бандитом и негодяем. Тем более, что бывшие друзья Кинга шатаются в окрестностях и ведут себя далеко не цивилизованным образом.

Возвращаясь домой, Квини попадает в грозу, настоящую степную бурю и едва остается в живых — ее выручает Кинг. Ее прежние чувства к "брутальному" во всех смыслах (грубоватому, но привлекательному, сильному и решительному) юноше разгораются с новой силой и перерастают в настоящую влюбленность. В этот же момент герои подвергаются нападению: бывшие товарищи Кинга, следившие за девушкой, требуют от своего прежнего "шефа" гангстерского дележа добычи — прелестей Квини. Завязывается перестрелка с кровью и смертью и двоих влюбленных начинает связывать не только ночь единения и близости, но и тайна.

Очень скоро, неожиданно для всей резервации, под косыми взглядами соплеменников Квини становится женой Кинга. С этого момента начинаются круги, которые предстоит преодолеть молодой семье.

Если вы прочитали содержание выше (хотя оно специально спрятано под кат, ибо спойлер), тогда вы уже должны были почувствовать разницу между стилем ЛВГ и, например, Карла Мая. Вместо приключений, перестрелок, погонь, скачек, в романах ЛВГ мы видим диалоги, вы видим подобие партии, пусть не стратегической, но хотя бы тактической, причем, в качестве фигур — живые люди, сомневающиеся, страдающие, испытывающие страх, отчаяние. Правда, некоторая черно-белость остается. Есть ярко выраженные злодеи (их в романе трое), но большинство героев — белых и красных — просто люди, к которым автор испытывает симпатию, пусть даже не всегда их поступки правильны и хороши с точки зрения этики.

Обилие событий и резких поворотов, причем, иногда довольно предсказуемых, создает легкое ощущение мелодраматичности сродни бразильским сериалам. Однако поступки героев прописаны не топорно, ни в один момент не создается впечатление плохо прикрытого рояля в кустах, и даже если мы видим, что вот-вот герой ввяжется в драку, и понимаем, что это будет иметь для него самые плачевные последствия, видим мы также и то, что этот человек в данных обстоятельствах вряд ли может поступить иначе.

Пожалуй, самые сказочные эпизоды — это поиск пропавших "пионеров" и финальная психологическая гонка, где Кинг как-то уж очень просто побеждает опасного гангстера.

Интересен быт. Пейзажи. Звери. Родео. Мысли и эмоции персонажей. Психологическая достоверность, кстати, характерная именно для женщин-писательниц по сравнению с мужчинами-писателями.

Пожалуй, хотелось бы немного больше индейской культуры — легенд, историй, рассказов стариков, воспоминаний. Намеки на них есть, даже влияние их на художницу Квини и ее картины словно бы ощущается, но самих эпизодов в романе — нет. Этого очень не хватает.

Главная нить романа — реабилитация человека, с детства заклейменного "бандитом" и "пропащим". Причем, важное место занимает тот факт, что краснокожему герою в таких условиях вдесятеро тяжелее — на него готовы повесить любую гнусность, а поверить в его правоту и честность оказывается стократ труднее. Вместе с такой реинкарнацией в романе присутствует и обратный процесс: образ Гарольда Бута, внешне положительного героя, постепенно диаметрально меняется, высвечивая фальшь, гнилое нутро, и умение обмануть всех одним только невинным видом. Опять же, что простят белому, не простят краснокожему. Ну и конечно — зарождающаяся надежда для представителей этой едва не потерянной культуры. Она выглядит намного честнее и естественней чем победа синекожих аватаровцев. Может быть, это тоже сказка, но такая, в которую еще можно верить.

Оценка. Первоначально хотел поставить 8, потому что книга понравилась. С другой стороны, я слишком плохо помню "Сыновей...", чтобы с уверенностью сказать, что автор не повторяется в более позднем романе. Зато размышления, хочу ли я перечитывать именно "Ночь над прерией" или меня устроит любое из продолжений (дабы просто окунуться в мир, который мне объективно интересен), — эти размышления, не показавшие однозначного преимущества романа "ночь над прерией", несколько снизили мою оценку. Итог: 7-8.